УВЗ – заповедник коррупции и социального расслоения, или Какую «ответку» запустил Сиенко на угрозы Рогозина

8.11.2016

Корпорацией «Уралвагонзавод» восьмой год подряд управляет Олег Сиенко, и уходить он никуда не собирается, знают источники корреспондентов портала «Компромат-Урал» в окружении нижнетагильского топ-менеджера. В 2009 году, Олег Викторович, может, и не дотягивал до руководства крупнейшим в мире промышленным предприятием, но со временем как-то обжился и усидел (путинский друг, глава Ростеха Сергей Чемезов – в помощь).

Но в нынешнем 2016 году над головой Сиенко пролетели уже, как минимум, два «черных лебедя». Первый – в феврале, когда гендиректор УВЗ решил отметить свое 50-летие в неуместно роскошном формате, чем вызвал шквальный резонанс негатива и призывы уйти в отставку и гламурить себе в частном бизнесе (УВЗ – предприятие-то государственное). Второй – несколько недель назад, когда респектабельная деловая пресса сообщила, что куратор оборонки в федеральном правительстве Дмитрий Рогозин предложил президенту Владимиру Путину сделать оргвыводы из-за непомерных долгов УВЗ, выросших при Сиенко.

Реакция последнего не заставила себя долго ждать, отмечают аналитики редакции «Компромат-Урал». На днях в федеральных медиа появилась огромная статья о славном прошлом и современных буднях УВЗ. Материал выстроен в комплиментарном стиле: корпорация под руководством Сиенко – это ого-го! Вкалывает, понимаешь, денно и нощно на благо страны, не только танки и прочую технику выпускает, но даже отправляет так называемых «добровольцев» повоевать на Восток Украины. А то, что тащат и воруют на «легендарном» заводе – так это ж не «царь» Сиенко (заметьте, его фамилия в публикации не упомянута ни разу!), а плохие «бояре» - менеджеры, начальники цехов, сеющие рознь и недовольство среди низкооплачиваемого рабочего класса… Фамилия «негодника» Рогозина в тексте фигурирует пять раз. Но в особо эпическом образе предстает И. Рюрикович Холманских. Истинный тагилец, характер – патриотический, беспощаден к врагам Путина… Статья названа «УралВагонРазвод». Вот и задумаешься, кто кого «уралвагонразводит»?

УРАЛВАГОНРАЗВОД

Несекретная жизнь легендарного завода

Двадцать пятого октября 2016 года в Дзержинском районном суде Нижнего Тагила началось слушание по иску профсоюза работников свердловской области «Солидарность» к Уральскому вагоностроительному заводу (УВЗ). Поводом стали обвинения, выдвинутые руководством предприятия против начальника одного из участков в связи с недостачей партии листовой стали в размере тонны. Начальник участка, работница с 17-летним стажем, со своей стороны располагает свидетельствами об обратном – систематических кражах с предприятия полуфабрикатов (в том числе оборонного характера) самим руководством цеха… Следующее судебное слушание назначено на конец ноября. Тем не менее истец – профсоюз «Солидарность», выступающий в защиту работницы УВЗ, уже готовит материалы, детально иллюстрирующие масштаб воровства на «Уралвагонзаводе». В деле есть даже такие эпизоды, как, например, кража 17 вагонов (!) стальных изделий…

Уральский вагоностроительный завод стал «священной коровой» казенно-патриотов, как известно, в декабре 2011 года, после телевыступления начальника сборочного цеха Игоря Холманских против «белоленточников» столицы. «Я хочу сказать про эти митинги. Если наша полиция не может справиться, то мы с мужиками готовы сами выйти и отстоять свою стабильность, но, разумеется, в рамках закона», – сказал тогда Холманских, ставший позднее полпредом президента на Урале. А в 2015 году «Уралвагонзавод» стал синонимом «Арматы», которая, в свою очередь, превращена в символ военного парада Победы.

Однако месяц назад этот статус-кво неожиданно нарушил вице-премьер Дмитрий Рогозин. 5 октября информационные агентства сообщили про письмо вице-премьера на имя президента Путина с критикой руководства УВЗ, требованием санации и передачи в подчинение «Ростеху». Со ссылкой на круги, близкие к правительству, сообщалось: «На конец первого полугодия 2016 г. чистый долг «Уралвагонзавода» составил 276 млрд рублей при выручке в 43,1 млрд». Разница – 232 миллиарда!

Сеанс «разоблачения», как нарочно, случился за несколько дней до юбилея «Уралвагонзавода»: 11 октября 1936 года с конвейера нижнетагильского предприятия сошел первый вагон. Однако 80 лет спустя никто по поводу плохих новостей особо расстраиваться не стал. На фоне пертурбаций, доставшихся нижнетагильцам за последние 25 лет, критика Рогозина – мышиная возня. Как будет называться ведомство, снимающее прибыль УВЗ, где и как будет отмечать свои юбилеи новый гендиректор, что станет с прежним – все эти вопросы для тысяч нижнетагильцев не то чтобы праздные (ведь это именно их деды и отцы построили уникальный завод в уральских лесах!), но как-то не шибко волнуют. В условиях, когда люди годами получают зарплаты в 15–20 тысяч рублей, когда рабочий день при норме в 7 часов начальники цехов растягивают до десяти, а рабочему «за вредность» дают лишь три литра молока и пять маленьких пакетиков сока в месяц. Ладно, если бы речь шла о нарушении Трудового кодекса на «свечном заводике». Но тут…

УВЗ – самое большое промышленное предприятие в мире. Вопрос, сколько гектаров на земле и под оной занимает уникальное производство – не то чтобы государственная тайна, а просто не имеет ответа. Проектируя УВЗ, советские конструкторы выбрали такое место на окраине Нижнего Тагила, что для его развития просто нет физических пределов. Одна сплошная уральская перспектива… Тем не менее некоторым будет интересно узнать, что корпус только одного цеха, в котором находится главный вагоносборочный конвейер, в длину занимает один километр. Это – предельная конструкция, которую дальше совершенствовать практически невозможно. Построенный в середине 1930-х годов, в годы войны этот цех был перенацелен на сборку танков. Сегодня здесь опять собирают вагоны. Что характерно: детали поступают на вагонный конвейер по подземным наклонным помещениям, своим ходом скатываясь сверху вниз. В общем, чистая физика и механика, технология 1930-х годов, эффективней которой до сих пор здесь никто ничего не придумал. Производительная мощность УВЗ по вагонам – около 30 тысяч в год. То есть 70–80 в сутки. Каждые 20 минут с конвейера сходит один вагон. Производство танков – хороших и разных – тоже находится здесь. Только производительность тут, конечно, иная: примерно 150 танков нового поколения в год. И так далее…

Что характерно, высокие производственные показатели достигаются титаническим трудом работающих здесь тагильцев. Всего их здесь 26 тысяч: в городе нет ни одной семьи, не связанной с заводом. Все они с трудом представляют жизнь без «Уралвагонзавода».

Временные трудности

У ответственного работника «Уралвагонзавода» Сергея Устьянцева нет мобильного телефона. А также визитной карточки. У него нет адреса электронной почты. И Интернетом он не пользуется. Тем не менее, считает себя самым счастливым человеком, поскольку у него – самая интересная работа. Начиная с 1990-х, он изо дня в день пишет историю легендарного предприятия. Сергей – первый, кто получает документы, которые только-только перестали быть секретными, которых не видел ни один историк и ни один журналист. (Беседа с Устьянцевым приводится в сокращении. – Ред.)

– Заметьте, самый лучший натовский танк, немецкий «Леопард-2А7», очень схож с нашими Т-72 или Т-90, которые мы видим в хронике с Донбасса и из Сирии, а также на парадах. Между тем есть существенное различие в производстве. У завода, который собирает «Леопарды», – две с лишним тысячи комплектаторов-поставщиков, каждый из которых производит отдельный блок или узел бронемашины. А завод в Баварии занимается лишь их сборкой. Случись сбой в работе нескольких комплектаторов – и встанет производство всего танка. А у «Уралвагонзавода» на конец советского периода было меньше трехсот комплектаторов. Подавляющая часть всего изготавливалась прямо в Нижнем Тагиле. Понятное дело: в те годы основой социалистического планового хозяйства была общественная собственность. Экономика не была раздробленной, как сегодня. Однако СССР уничтожили, а УВЗ уцелел. И сегодня в Свердловской области все по-прежнему собрано в один кулак, в один комбинат, поставщиками которого хоть и являются частные предприятия, работающие в интересах собственной прибыли, но большинство из них учреждено сплошь и рядом самим УВЗ. В итоге здесь сегодня есть конвейер для сборки десятков тысяч танков и вагонов. И масса собственных подсобных предприятий, которые обеспечивают основное производство.

– Да, оборонка пашет вовсю, а вот с вагонами… Заказы от РЖД то есть, то нет…

– У «Уралвагонзавода» в смысле заказов – три «ноги». Кроме грузовых вагонов, цистерн и танков, есть еще дорожно-строительная техника, тракторы, экскаваторы, погрузчики и запасные части к ним. А есть и криогенная техника. Если где-то что-то не идет, центр тяжести переносим на другую «ногу».

– Тем не менее, видите, какую «бучу» поднял Рогозин: дескать, расходы у вас в разы превышают доходы.

– Государственная комиссия разберется во всем… А вот вы сами не задумывались, откуда эти расходы? Ну, допустим, в какой-то момент вагонное производство встало без заказов. Что делает в этих условиях нормальный капиталист?.. Цеха консервирует, рабочих увольняет.

– Да, попробуй здесь уволь!

– Так Рогозин в свое время сам же и запретил увольнять. Но если ты, госчиновник, не даешь акционерному обществу экономить средства, тогда компенсируй эти расходы за счет казны. Ведь в интересах же государства не нагнетать социальную обстановку? Дело ведь не в том, что у нас рабочих содержали во время простоев вагонного производства. Хотя это тоже большие расходы. Проблема в том, что цеха не консервировали!..

– Вон, Потанин остановил никелевый завод в Норильске, и все – конец истории.

– У нас – машиностроение. Здесь все относительно легко как консервируется, так и запускается. Это не металлургия, где остановка равнозначна убийству. У нас главный расход – не зарплаты, а содержание цехов. Если цех не работает, его надо законсервировать, а не тратить технологический пар: отопление здесь идет за счет пара. И еще… Если производство числится действующим, государство берет с него налоги.

– Надо освобождать!

– До сих пор корпорация несет огромные убытки, обусловленные требованиями государства. Так вы либо требования снимайте, либо убытки компенсируйте.

– Так что же до сих пор мешало производить вагоны?

– Вагонное производство стояло два года. По пунктам… Отсутствие заказов, это очень короткий период. Уже больше года заказов куча. Но производить мы их не можем. Чтобы запустить производство, нужно купить металл, нужно купить электродную проволоку и так далее. Никто за бесплатно этого не даст. Заказчик заплатит, но потом. Сначала нужны оборотные средства. Где «Уралвагонзаводу» брать оборотные средства?

– Кредиты, Альфа-Банк…

– Вы в курсе, под какие проценты? У банков процент выше, чем наш процент прибыли с этого вагона… То есть нет никакого смысла брать! Раньше брали в Евросоюзе. А последние годы мы вообще под санкциями. То есть государство оборотных денег не дает. В банках российских брать немыслимо. За рубежом – отказ. Но ребята ошибаются, думая, что они уничтожат нас таким способом. «Уралвагонзавод» – это комбинат, он понесет потери, людям будет плохо, но он не умрет.

– Народ боится, что просто хуже станет.

– Временные трудности могут быть, серьезных – нет.

– Сейчас вообще ничего не производится?

– Сейчас вагонный конвейер запущен на полную мощь, в три смены работает.

– Значит, деньги все-таки есть?

– Я же сказал, что у завода несколько «ног». Деньги мы получаем, скажем… от продажи танков в Алжир. Или еще откуда-то. Контракты на поставку производимых нами запчастей у нас прямые. Тут государство берет только налоги. Прибыль остается. По живым машинам – другая схема, но все равно это достаточные средства. Где-то корпорация получила деньги за что-нибудь другое и перебросила их. Государство ничего не дает.

Трамваи двойного назначения

– Ядерной бомбой можно разрушить «Уралвагонзавод»?

– Нужны десятки бомб, поскольку у корпорации 30 заводов.

– На территории бывшего СССР тоже?

– Это уже вновь созданные СП. Раньше танковые заводы были только в РСФСР и на Украине. Все.

– Понятно. На Украине – в Харькове и Краматорске?

– Новокраматорский завод делал не танки, а инженерные машины на основе баз, которые изготовляли в Тагиле. Базы отправлялись в Краматорск, там навешивалось инженерное оборудование и шло в армию. А с 1990-х годов это все делается здесь. На Украине без баз ничего сделать не могут, а мы навесное оборудование как производили, так и производим.

– Что такое база?

– База – это часть танка Т-72, платформа. Платформу всегда делали здесь.

– А в Челябинске?

– В Челябинске никогда платформы не делали. Там сразу танки.

– Кто у нас еще был силен танками?

– Серийное производство Т-72 – это Тагил и Челябинск. Т-80 – это Кировский завод. Но там производство прекратили еще в советское время. И еще Омский завод транспортного машиностроения. Все.

– Почему же закрыли производство на Кировском заводе?

– Танковое производство более-менее эффективно, когда оно массовое. А Кировскому заводу расширяться было некуда: он же в черте города – поточное производство втиснуть невозможно. А вот «Уралтрансмаш» в Екатеринбурге развивается по сей день. Еще в советское время ему выделили большую территорию на окраине, с возможностью развития. Эта площадка сейчас и развивается…

В Харькове выпускали Т-80 УД с дизельным двигателем. Все, танковых предприятий больше не было и нет. Остальные производят легкую бронетехнику, боевые машины десанта. Это в основном «Курганмашзавод» и Волгоградский тракторный. В общем, легкая бронетехника сейчас сосредоточена в концерне Болотина. Тяжелая, на танковой базе – вся у нас. Самоходки «Нона» – это его «Мотовилихинские заводы» в Пермской области. Тяжелая гаубица МСТА – это «Уралтрансмаш», который входит в корпорацию «Уралвагонзавод». Теперь у них в серию пошла самоходная гаубица «Коалиция». И трамваи…

– Трамваи?

– Спросите, что такое современная самоходка, начиная с «Мсты»? Это очень сложная система электроуправления, сложная электроавтоматика. А что такое трамвай? Та же логика электрической схемы… В итоге на «Уралтрансмаше» получаются очень неплохие трамваи, с очень надежной электрической схемой. Тут нечему удивляться. То ли дело – Усть-Катавский вагоностроительный завод. Усть-Катав – это юго-запад Челябинской области. Дыра мира… Но там делают очень приличные трамваи. И двигатели. Только не обычные, маршевые, а двигатели для спутников, для маневра на орбите… Любимая шутка у местных рабочих: главное, не перепутать, какой движок куда поставить.

– Ракетно-трамвайный завод…

– Вообще, это особенность танковой промышленности Советского Союза. У любого крупного советского танкового завода было две «ноги». Но иногда три и даже четыре.

– Гусеничное производство…

– Необязательно. Что общего у вагона и танка? Технологии электросварки! Технологии металлургии специальных сплавов! Первый вариант низколегированной стали, которая используется в наших вагонах, был, по существу, содран со стали 8С танка Т-34. Это, конечно, другая сталь. Но логика та же.

– Танковые двигатели здесь тоже делают?

– Нет. Двигатели делают в Челябинске.

– Для вас? Как вы связаны, однако!

– Всегда!

– И для Харькова делали…

– Нет, в Харькове свой был.

– А Челябинск поспевает с двигателями? Не может получиться так: у вас все готово, а они двигатели не присылают?

– Сегодня в корпорации это невозможно. И моторное производство ЧТЗ, и
нижнетагильское сборочное производство здесь – это одна корпорация.

– А почему вы об этом можете рассказывать? Это же все по идее тайна.

– Уже нет.

– По вашему рассказу можно составить общее представление о тяжелом положении…

– Оно не тяжелое. Оно временно тяжелое. Все, что я вам рассказываю, рано или поздно пройдет. А «Уралвагонзавод» останется.

– Соломонова мудрость.

– …В середине 1990-х этот завод вообще стоял.

– Да что вы!…

– Танковый заказ – ноль. За границу танки не разрешают вывозить. Вагоностроение стоит. На Западе рабочие тут же разбежались бы. А наши люди ходили на работу, а жили за счет приусадебного хозяйства. Улицы подметали, металлолом носили… Вот этот музей знаете как построен? Завод стоит. Денег нет. Но есть партия экскаваторов. Директору нашего музея Анне Владимировне Пислегиной сказали: находите покупателя, продавайте экскаватор. На вырученные средства ремонтируйте, модернизируйте. Вот, пожалуйста, сегодня мы видим этот музей! Плюс танковый…

– Вся эта беда творилась в середине 1990-х?

– Да… У заводчан память хорошая. Тот индийский заказ, который спас наше производство, был обеспечен лично Путиным. Как? Переговоры с индийцами шли в течение нескольких лет. Танк Т-90 их устраивал во всех смыслах, были готовы купить. Но они сказали: дайте гарантию, что вы будете и через двадцать лет.

– Кто-то же обязан ремонтировать всю эту броню…

– А как мы можем дать гарантию после тех самых 1990-х… Осенью 2000 года, находясь в Дели, Путин пообещал, что завод будет. Индийцы поверили и в 2001 году подписали контракт.

– На что именно?

– На Т-90. Тогда они купили около трехсот штук. Потом контракт был продолжен. Они хотят иметь 1090 танков. У них с Пакистаном и с Китаем как-то не очень…

– Тысяча танков – это значительная цифра для УВЗ? А сколько один стоит?

– Все зависит от того, кому продают и в какой комплектации. Индийцам продавали примерно по три миллиона долларов. Это самые дешевые танки.

– Мы же им в свое время и танковое предприятие построили.

– Да часть танков поступила им в готовом виде. А другая – в комплектах, которые они собирают сами: заклепок добавляют – и все…

– Мы также БМВ собираем в Калининграде.

– Принцип тот же. И не потому, что мы не делимся технологиями. А потому, что их очень трудно освоить. И еще… Есть закрытые рынки, куда не пускают – в первую очередь европейские. А есть открытые. Так вот, 50% новых танков, проданных на открытых рынках, изготовлены здесь, в Тагиле.

 – Латинская Америка, Азия…

– Латинская Америка, в принципе, да…

– БРИКС… Аргентина…

– Танки туда продаются, но в основном «бэушные», из состава армии.

– А цена? Все та же – три миллиона?

– Три миллиона – это средний уровень комплектации. Высокий уровень комплектации, куда поставлено все, что можно, – это уже к четырем миллионам. Низкая комплектация может быть даже меньше трех. Ведь каждый потребитель подбирает не просто танк, а тот, который нужен ему для противостояния своему противнику. Индийцы, например, не заказывали себе систему активной защиты «Штора». Потому что у их противников нет противотанковых ракет в больших количествах.

– Так завтра появятся. Купят ПТУРы у США…

– Американцы не продадут. Потому что все, что есть у пакистанской армии, мгновенно оказывается у талибов.

– Надо понимать, что к тому индийскому контракту был причастен нынешний полпред Холманских?

– Причастен не больше, чем весь УВЗ. Танкосборочный цех № 130, который возглавлял Холманских, – это по сути завод средних размеров. Игорь был руководителем крупного коллектива, с крайне высокотехнологичным хайтековским производством – именно там происходит наладка всех компьютерных систем танков. Он его знает изнутри. И хорошо помнил, как в 1995-м ходил по пустому цеху, и что было после этого контракта. Почему он выступил за Путина? Это абсолютно логично вытекает из его жизни… Здесь крайне не любят московские возмущения. Потому что как только в Москве начинается каша, обязательно какое-нибудь дерьмо прилетает сюда. Поэтому при мысли о какой-то заварушке в столице… Холманских этого не сказал, но это полная правда – работяги поехали бы и стали бы бить. Потому что они точно знают, что приди Бори Немцовы к власти, здесь опять все встанет.

– Колесо истории вспять не повернешь.

– Да, и сейчас наши капиталисты засуетились со страшной силой. Такого заказа, как две тысячи танков новейшего поколения – нет ни у одного завода в мире. А это такие ошеломительные деньги!

– …Это какой-то новый заказ?

– Да.

– А почему вы о нем рассказываете?

– Я вам говорю только то, что открыто. Это заказ до 2025 года. Т-14 – танк и Т-15 – бронетранспортер. На базе «Армата». Уже подписан контракт на первую серию – 100 машин. 20 машин уже два года испытывают. А делать больше 150 машин этого типа в год – затруднительно даже для УВЗ. А это не Т-90 и не Т-72. И целых две тысячи штук…

– В периодике ВПК сообщают, что танковый парк России – 20 тысяч танков. Но боеспособны только 10 тысяч.

– Боеспособность – это же временная характеристика. Она всегда в данное конкретное время… Если не иметь в виду потребность затыкать дыры старой техникой, то боеспособных у нас по большому счету – чуть больше тысячи.

– Как это?…

– А так… Способность сдвинуться с места, пойти в бой и даже кого-то там подбить… Около десятка тысяч. Может быть. Но модернизацию у нас прошла одна тысяча старых танков Т-90 и Т-70. Кроме этого, начиная с 2006 года, у нас выпущено 120 новых танков Т-90.

– То есть 1120? И это наш танковый кулак?

– И еще так тысяч десять машин, которые способны пойти в бой. Но они уже устаревшие.

– А то, что мы видели на Донбассе? Эти танки ополченцев устаревшие?

– Да-да… А у США около 5000 модернизированных «Абрамсов» и 6000 устаревших. У всего остального НАТО – около 6 тысяч…

– Это все равно намного больше, чем у нас.

– Больше. Опять же – смотря из чего исходить. Если из логики обороны, защиты своей территории, то у нас достаточно бронетехники. …А насчет Донбасса… В Луганске воюет много добровольцев из Нижнего Тагила.

– Да-да, я читал про это.

– Я лично знаю некоторых. И очень «сочувствую» украинским парням. Сами понимаете, танкисты «Уралвагонзавода»…

– Там ваших машин много.

– Очень много восстановленных Т-72.

– Восстановленных?

– Да. И кто их восстановил, угадайте с трех раз. Эти самые ребята. Под Артемовском был гигантский склад – несколько сотен танковых корпусов в полуразобранном виде. Когда ополченцы на короткое время Артемовск взяли, то все это вывезли. И восстановили. Причем частично в том же Луганске. Вы видели на Донбассе Т-72?

– Да. С динамической защитой.

– Обвешанные. И тепловизоры, и современные прицелы. То, что сами по себе корпуса и башни отбиты у украинцев, это факт. Идиоты кричат, что Россия поставляет танки. Но есть один железный способ доказать обратное. Подбей машину и посмотри номера на корпусе и башне. И сразу скажешь, в какой армии эта машина служила.

Профсоюз танкостроителей

Нижний Тагил – очень чистый город. Улицы выметены и вычищены так, словно здесь был коммунистический субботник. И это близко к правде! На протяжении последних полутора лет, пока на УВЗ простаивало вагонное производство, практически все работники были переданы в распоряжение городских коммунальных служб…

Тысячи сварщиков, стропольщиков, формовщиков, термистов, слесарей-ремонтников, электриков, крановщиков, кузнецов, обрубщиков – ежедневно, в две-три смены, как по команде, выходили на улицы родного города и осваивали профессию дворников: разгребали свалки, подкрашивали помойные баки, чистили сточные канавы… «Социальное государство», чтобы не создавать напряженность, с одобрения Москвы нашло занятие для уральского рабочего класса. А он за это получал свою заводскую зарплату – 15–20 тысяч рублей ежемесячно. И неважно, что на сварщика пятого разряда нужно учиться 17 лет! (В три раза дольше, чем в Высшей школе экономики). Ну ведь не итээровцам же в помойках возиться. И не коммерсантам от УВЗ. Зато теперь, можно сказать, что на третьем месте – после танко- и вагоностроителя – по популярности у тагильчан идет профессия дворника.

Увы, в России, и особенно в столице, живет много людей, которым требуется вера, что, дескать, несмотря на общую разруху, там, на Урале, как и десятилетия назад, сохранился надежный тыл. Там куют щит России, царят справедливость, самоотверженность, взаимовыручка, а в кабинетах заседают люди с честными открытыми лицами, как у героев фильма «Вечный зов». И это действительно так: народ, живущий в Нижнем Тагиле своим трудом, есть в избытке. Но только все уже не как в фильме «Вечный зов»: сила не на его стороне.

Оказавшись на «Уралвагонзаводе» в день его 80-летия, я, к сожалению, не попал на торжественное заседание: после заявления Рогозина нижнетагильской администрации, похоже, вообще было не до праздничных реляций. Зато удалось оказаться на собрании профсоюзной организации «Солидарность», созданной рабочими УВЗ и сегодня объединяющей около полутысячи человек. Вся работа ведется с соблюдением правил и законов современной буржуазной демократии: отстаивание в судах интересов рабочих УВЗ, разборки с трудовой инспекцией по Свердловской области, защита уволенных, оштрафованных, лишенных премий.

Вот, например. Любую машину – будь то вагон или танк – сначала надо загрунтовать, а после покрыть краской. А потом еще раз прокрасить. Вручную – пульверизатором. Для этого надо и сверху залезть, и под брюхом поползать… Дементьева Любовь Николаевна этим занимается все последние восемь лет. Вообще, на заводе она с 1986-го. Начинала в 550-м цехе, литейно-формовочном. А сейчас вот здесь – в 310-м, малярно-сдаточном. При плане 24 вагона за смену она и ее товарищи по цеху ползают в две смены: или в первую – с 8 утра, или в третью – с 23.00. Случается и так, что выходить в третью смену по решению начальника цеха приходится две недели подряд. Изо дня в день. С возрастом это, как правило, все труднее – то позвоночник, то суставы, то давление артериальное… А этой весной руководство цеха стало зачем-то экспромтом двигать графики смен, обязывая выходить в выходные. «Но у меня на эти дни уже были свои домашние планы. Уж, извините, я тоже человек, и у меня свои планы… – говорит Дементьева. – В итоге в мае мне за два дня не насчитали 1300 рублей».

Однако профсоюз «Солидарность» подал иск к УВЗ в суд. Его рассмотрели, и ответчик, признав ошибку, вернул недоплаченное. Но примерно тогда же история повторилась, и Любови Николаевне недоплатили тысячу рублей. Дело все еще в суде, слушание будет продолжено. А как еще работнику решить вопрос – тысяча же под ногами не валяется. В Тагиле это хорошие деньги: пара килограммов куриной печени, картошка, макароны, сырный продукт… Сезонные яблоки, печенье, несколько пачек дешевых сигарет. Неделю на это не проживешь, но дней пять протянешь…

«Да что же ты не даешь людям жить», – не сдержалась в очередной раз по адресу Любови Николаевны мастер Лариса. А обратив внимание, что у нее на ногах «не те» тапочки, отправила на переаттестацию. Вообще-то всем малярам полагается носить спецодежду. И с этим никто не спорит. Единственная проблема – обувь, так называемые кирзовки. Уникальные рабочие ботинки с металлической защитой носка (на случай, если что-то упадет сверху) весят под три килограмма. При возрастном остеохондрозе и всяких межпозвоночных грыжах «кирзовки» страшнее вериг… Все работницы в тот день были в простых домашних тапочках. Тем не менее на переаттестацию отправили одну Дементьеву: «Иди, профсоюзница, докажи свою профпригодность. И поактивнее там! Гы-гы-гы…»

«Короче говоря, меня, человека с опытом, просто завалили на экзамене. И в итоге послали уборщицей мыть туалеты, – рассказывает Любовь Николаевна. – Зарплату скостили с 20 до 12 тысяч… Это считается у нас наказанием. Если бы не ребята из «Солидарности», месяца три-четыре бы я там просидела».

Это случай с Дементьевой. Но в любом случае, если в какой-то момент на производстве не хватает уборщиков, их всегда с легкостью могут найти в массе чем-то нарушивших технику безопасности. Как правило, по спецодежде. «Логистика» тут такая: лишение премии на 100%, переаттестация, завал, перевод в АХО – и точка. Мой унитазы и писсуары, товарищ рабочий!

«Знаете, как мы тут сами себя называем? – смеются тагильцы. – Все мы тут – увэ-зэка»…

Да, мастера и начальники цехов «Уралвагонзавода» воспринимают предприятие как свое собственное, как собственность. А персонал – это их рабы. «То, что я сказал, ты, быдло, сделать обязан». И это несмотря на то, что есть разъяснение Верховного суда: когда нет ущерба предприятию, то суды должны более пристально рассматривать обоснованность наказаний работников. Если ущерба нет, то, собственно, нет и проступка. Но на УВЗ на это плюют: как захотим, так и накажем. Особенно если человек засветился в активной общественной деятельности.

Рассказывают, как начальник цеха подговаривал двух работяг, чтобы они создали «невыносимые условия» профсоюзной активистке и та добровольно уволилась с завода. Потом «работяги» рассказали об этом на профсобрании и хохотали, вспоминая, как начальник обещал перераспределить между ними ее зарплату.

…Хочешь не хочешь, а на память приходит дореволюционная заводская проза Гарина-Михайловского.

Мастер или начальник смены необоснованно закрывает завышенную заработную плату одному или нескольким работникам бригады. А они, в свою очередь, потом возвращают ему часть: процентов пятнадцать – двадцать. Остальные при этом получают, естественно, меньше. Всем про это известно, но молчат…

Или вот так… Недавно в профсоюз обратился работник. Заявил, что у них в цехе якобы уже два года работает девушка, которую никто никогда не видел. Ясно же: зарплата ниоткуда не берется. Если деньги платят постороннему, значит, их забрали у кого-то из своих… Ладно, стали разбираться с мифической девушкой. Так оказалось, что она дочь менеджера цеха по кадрам, ни разу не появлялась на заводе и вообще живет в Екатеринбурге.

Это все творится на сборке вагонов, на конвейере. В закрытых цехах такое невозможно. Там каждого знают поименно. Даже если вы совсем новый работник, вас, прежде чем придете, уже знают. Нереально, чтобы там зарплату закрыли на кого-то левого. Сразу же просекут.

Но там – другие художества. Даже по «Армате». Среди членов профсоюза есть ИТР-служащие, которые работают в этих цехах и рассказывают: не все благополучно с легирующими элементами брони. Бывали случаи, когда ввиду некачественного литья в броне образовываются свищи, дыры. Но броню заваривать нельзя. Так что же – в переплавку? Какой там… План горит! Шпатлевкой замазали, покрасили – нормально, погнали. Потом сами же работники приходили в «Солидарность» и кручинились: что же мы творим? Как же нас заставляют так работать? Мы же танки делаем, а не «Ладу-Калину»…

Наравне с «Солидарностью» при УВЗ действует профсоюзная организация «Оборонпроф». Конкурируя за влияние в среде заводчан, «Оборонпроф» является пока единственным автором коллективного договора, определяющего условия работы многотысячного коллектива. Предложения «Солидарности» – по сокращению рабочего дня, повышению зарплат и т.д. – соцпрофовцы пока во внимание не принимают. Занимая положение, близкое к руководству корпорации, этот профсоюз стремится единолично выражать антогонизмы, кипящие в многотысячном коллективе великого завода. Эта однобокость приводит к перекосам. А в танко-и вагоностроении перекосы всегда опасны.

«За ночь пропало 17 вагонов стали»

Лидер профсоюза «Солидарность» Павел Сергиеня:

– Если это происходит на уровне такого уникального танкового производства, несложно представить, насколько прогнила система. Многих руководителей, к сожалению, интересует лишь объем выполняемых работ. А не качество. Потому что на объеме больше украдешь. У нас есть документы, которые никому почему-то не интересны. Приходит к нам начальник смены, показывает записи: за ночь пропало 17 вагонов металлоконструкций и полуфабрикатов – стальные листы, стальные заготовки. Листовой профильный металл. Это не просто какие-то жестянки, а сталь. И зачастую очень высококачественная… И ее просят за это расписаться. Дескать, все нормально, ты только распишись. Она: как это «нормально», если у вас здесь недостача в 17 вагонов?! В итоге ее лишили премии… 14-й цех, металлобаза. Мы уже обратились в соответствующие компетентные органы.

Сейчас у нас лежат еще одни документы: недостача 21 вагона стали только по одному складу. Но ведь там, на металлобазе, их много. Откуда мы это знаем? К нам постоянно приходят работники, на которых пытаются вешать недостачи. А в суде выясняется, что к этому металлу, который якобы пропал, они никакого отношения не имеют.

Или, например, 900-й цех… Его начальник сначала был рьяным борцом с нашим профсоюзом. Прямо-таки библейский Савва. Но потом, когда на него самого стали вешать всякие беспочвенные обвинения, он пришел, стал членом профсоюза и рассказал много интересного. Прежде мы, честно говоря, думали, что все делается как-то хитро. Так ничего подобного! На УВЗ есть своя железнодорожная сеть. Там тепловозы, которые используются на обслуживании производства. И вот объявляется тендер по ремонту тепловоза на сумму в 3 миллиона 200 тысяч. Тендер выигрывает сторонняя компания – притом, что есть своя подсобная рембаза – которая у них всегда выигрывает.

В итоге тепловоз возвращается на завод и при первом же испытании ломается, а УВЗ восстанавливает его своими силами, вкладывая еще три с лишним миллиона, параллельно выставляя контрибуцию «сторонней компании» аж на 20 тысяч рублей. Они проделывают это каждый год. К нам приходят работники 900-го цеха и говорят, что боятся работать: у половины тепловозов тормоза не функционируют, половина вообще не отремонтирована. Просто лесенку покрасят, по которой лазают машинисты, – и все…

Контрасты «вагонки»

В Нижнем Тагиле плохо с общепитом. Наберется от силы пяток приличных (по московским меркам) заведений на весь город-полумиллионник! Почему так мало? Да просто закрылись они тут сплошняком за пару последних лет. Традиция ходить по кабакам исчезла у горожан вместе с заработками. Но ведь кто-то же там сидит! Кто-то же там ужинает, оставляя одну-две тысячи рублей, за которые иные судятся с УВЗ месяцами!

Кто-кто… А вот не те ли самые начальники цехов и мастера, у которых ни в один из кризисов зарплаты не уменьшаются? Хорошо получают: шестьдесят – семьдесят, а то и сто тысяч в месяц. И уж не эти ли деньги – основа холуйской смелости, чтобы помыкать своими вчерашними товарищами, заходиться в приступах казенного патриотизма во время трансляций парада на фоне задрапированного мавзолея, а вечером стыдливо шмыгать из кабака к подъезду: только бы не попасть на глаза обворованным заводчанам?

Вспоминается не только Гарин-Михайловский, но и Короленко, Лесков, Тургенев – вся великая русская литература, показавшая черноту жизни русского мужика, угнетаемого хозяином. «Встающим с колен» его показал, пожалуй, только Максим Горький.

Да-а, есть серьезное подозрение, что на УВЗ научились делать не только «танки нового поколения», но и машины времени…

И ведь не просто в одном городе живут все эти люди, а в одном районе – Дзержинском, именуемом здесь «Вагонкой». В соседних домах, подъездах, на одних и тех же лестничных клетках. Деды их и отцы строили этот завод, работали вместе, вместе уходили на фронт. А сейчас – все забыто. Интересы у всех разные, частные. Люди с лицами актера Петра Вельяминова здесь не ходят.

Да, все живут на одних улицах. Дети учатся вместе. И ясным вечером встречаются в магазине «Магнит». И кто-то кому-то скажет: «Смотри, Петрович, того… у тебя вся спина белая…» И может начаться дискуссия… Или между самими, или между их детьми во время перемены… Тут закрытых спецшкол нет. Уральские менеджеры своими Рублевками не разжились, колючкой не отгородились. Все близко – на расстоянии кулака. Производственные отношения перерастают в личностные. Ведь не пешки же, а люди. На работе внушают – вы сюда приходите, чтобы зарабатывать. Общественную работу оставьте за проходной. И то, что живем в одном городе-заводе, – это нас ни к чему не обязывает…

Это неправда. И то, что после работы один едет на «Мерседесе», а другой – на трамвае, значит очень много. И вряд ли тех, кто ездит на трамваях, можно заподозрить в краже десятков вагонов стальных изделий. Как, впрочем, и обратить внимание вице-премьера на критически низкий уровень жизни рабочих Урала. И не только…

Юрий Панков
«Совершенно секретно»