«Проблемы страны упираются в наличие узкого слоя престарелой элиты, лихорадочно ищущей, как передать богатства своим детям и внукам»

30.08.2019

Гражданская петиция главе СКР Александру Бастрыкину с требованием прекратить сфабрикованное уголовное дело о массовых беспорядках, якобы происходивших на мирных акциях протеста в Москве, набрала более 150 тысяч подписей. «Мы считаем, что уголовное дело о массовых беспорядках используется для запугивания народа России и фактического запрета реализации наших избирательных прав», - говорится в письме.

Среди подписавших петицию - музыкант Мирон Oxxxymiron Фёдоров, политики и политологи Евгений Ройзман, Любовь Соболь, Екатерина Шульман, Мария Снеговая, правозащитники Дмитрий Краюхин, Андрей Юров, Лидия Шульгина, журналисты Зоя Светова, Елизавета Осетинская, Евгения Альбац, профессор Гасан Гусейнов и многие другие. Свои подписи под петицией поставили читатели и обозреватели проекта «Компромат-Урал».

Обращение продолжает набирать сторонников. Для 150 тысяч подписей понадобилось всего три недели – впервые о петиции редакция «Компромат-Урал» сообщила 6 августа 2019 года. Такие массовые действия можно считать примером той самой солидарности и самоорганизации, которая олицетворяет политическое и гражданское оздоровление общества. «В России государство не устраивает тоталитарную цензуру, не внушает, кому и что думать и делать, как это было в Советском Союзе. Но как только ты проявляешь какую-то солидарность и способность к коллективной самоорганизации, то режим сразу начинает тобой интересоваться и препятствовать этому. Поэтому большинство населения находится в состоянии деполитизации и атомизации. Правда, сегодня в некоторых местах происходят провалы такой политики: Екатеринбург, Шиес, Москва», - констатирует профессор Высшей школы социальных и экономических наук («Шанинки») Григорий Юдин.

Это выдержка из большой беседы Григория Борисовича с екатеринбургским журналистом Евгением Сеньшиным о том, как «Россия перестаёт быть социальным государством, а внутри общества растёт злость и агрессия». Интервью в издании «Знак.Ком» получилось содержательным, редакция «Компромат-Урал» воспроизводит интересный материал для своих читателей:

«В августе этого года исполнилось 15 лет принятию закона о монетизации льгот. Пожалуй, это был первый закон, принятый при президентстве Владимира Путина, который можно охарактеризовать как антисоциальный. Тогда на улицах Москвы и других городов России были массовые протесты, не менее активные, чем сейчас из-за выборов в Мосгордуму, а рейтинг Путина впервые существенно упал с момента его избрания.

За это время российское правительство совершило множество других шагов по избавлению себя от социальных обязательств, наследованных со времен Советского Союза, апогеем чего стала «пенсионная реформа». «Антисоциальность» государства становится бременем не только для различных слоев населения, но даже для отдельных профессий, важных для нормального существования общества. Например, недавно шесть хирургов уволились из городской больницы в Нижнем Тагиле по причине того, что «нагрузка не соответствует оплате труда», событие вызвало широкий резонанс. На этом фоне глава государства публично с недоумением произнес: «Реальные доходы людей растут медленно. Такое положение дел не может не вызывать беспокойства».

О том, почему Российская Федерация на практике отказывается от принципа социального государства, как это связано с мировыми процессами, какова социальная подоплека нынешних протестов в Москве...

— 15 лет назад, когда был принят закон о монетизации льгот, новая на тот момент власть под руководством Владимира Путина показала, что отсылки к Советскому Союзу только для ностальгии, но курс прежний - сворачивание остатков социального государства, оставшегося от советского прошлого. Разделяете ли вы такой посыл и насколько далеко Российская Федерация продвинулась в этом направлении с того времени?

— Монетизация льгот была только прологом к будущей коммерциализации и ликвидации социального государства. Мы сегодня находимся в ситуации, когда, например, родитель ребёнка в старшей школе уже принимает как данность, что он должен платить огромные деньги за репетиторов, чтобы дети могли претендовать на поступление в вуз. Потому что школа не дает и не собирается давать достаточных знаний. Аналогичная ситуация в здравоохранении, где каждый понимает, что если ты хоть чуть-чуть серьёзно болен, то ты должен будешь платить, иначе можно не надеяться на выздоровление. Бюджетная медицина превратилась в смесь неформальных связей и платежей.

В высшем образовании фактически произошел перевод людей на сдельный труд. Профессура поставлена в ситуацию, когда она должна рассчитывать на получение зарплаты только в зависимости от того, где и что она опубликовала - по сути, это продажа собственных статей. Для них внедряются промышленные индикаторы эффективности. Соотношение постоянной и переменной части заработка в труде профессора примерно такое же, как у менеджера по продажам - сколько продашь, столько и получишь. То же самое в медицине: выполнишь норму обслуживания пациентов - получишь премию, нет - штраф; если направишь пациентов на платные услуги - ещё лучше. Государство забыло о том, что профессионалы работают не потому, что их заставляют, а потому что они любят свое дело.

Это всё и есть политика, которая называется неолиберализм.

Её смысл заключается в переводе тех областей, которые всегда держались на человеческой солидарности и профессионализме, на жёстко коммерческие рельсы и узкокорыстную мотивацию.

— Чем обусловлена такая социальная политика российского правительства? При том, что российская пропаганда постоянно возбуждает в обывателе чувство ностальгии по Советскому Союзу, идеологией и практикой которого был коммунизм и социализм.

— Россия - одна из стран с колоссальным уровнем неравенства в мире. 10% населения владеют 65% всего богатства. А 1% владеет почти половиной всего богатства. В России сознательно разрушена любая солидарность и взаимная поддержка. И все стратификационные проблемы упираются в наличие узкого слоя престарелой элиты, лихорадочно ищущей способы, как передать все свои богатства своим детям и внукам. Есть слой субэлиты, который получает свои доходы от обслуживания элиты. Всё остальное - масса, которая пытается пользоваться просачивающимися сверху ресурсами. Основной элемент такой системы - это кредитование. За счёт него у некоторых получается чуть-чуть приблизиться к тем образцам потребления, которые напоминают достойную жизнь.

При этом такое положение дел - не какой-то побочный эффект, издержки переходного общества и так далее. Это мировой тренд. И Россия находится в авангарде этого тренда на сворачивание социального государства. У нас иногда любят многозначительно порассуждать о какой-то российской исключительности: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить». Но с точки зрения ключевых трендов Россия сегодня движется по тому же пути, что и большинство стран Западной Европы и Северная Америка. Происходит насильственный перевод человеческой солидарности на коммерческие рельсы. Просто наше отличие от многих других стран состоит в том, что в России такой политике нет вообще никакого противовеса. В Западной Европе есть гражданское общество, есть профсоюзы, есть сильные местные сообщества, которые могут этому сопротивляться. В России ничего этого нет.

Почему Россия пошла по такому пути? В начале 90-х годов мы импортировали либеральную демократию. Однако из двух этих компонентов по факту мы привили у себя только один - это жесткий экономический либерализм, а второй составляющей - собственно, демократией, политическим либерализмом, мы практически не занимались. И когда Владимир Путин пришёл к власти, то он окончательно разделался со вторым компонентом. В результате мы имеем торжество экономического либерализма, когда человека можно побудить что-нибудь делать только кнутом. На этом сегодня построена вся российская политико-экономическая модель. В ней преуспевают администраторы и охранники, а профессионалы чувствуют себя проигравшими.

— Критики путинской социальной политики указывают на шаги, подобные монетизации льгот или «пенсионной реформе». Но почему-то забывают, например, о таких вещах, как материнский капитал (идут разговоры, чтобы ввести аналогичный капитал для отцов после рождения третьего ребенка), компенсация части ипотеки для семей, у которых родился второй ребенок с 2018 по 2021 годы, компенсация части оплаты жилищно-коммунальных услуг для малоимущих семей. Даже пособие по уходу за детьми в возрасте от полутора до трех лет с 2020 года, наконец, будет повышено с 50 рублей до прожиточного минимума. Разве все это не меры социальной поддержки?

— Вы в основном говорите про демографические меры. В этой части российское правительство руководствуется чисто биополитическими мотивами. Биополитика - это политика администрирования биологической жизни. Грубо говоря, правительство просто предлагает своим гражданам контракт, денежную помощь за производство детей.

Чем это отличается от социального государства? В случае с социальным государством ты государству ничего не должен, не заключаешь с ним никаких контрактов, в его основе лежит принцип, что человек имеет право на поддержку, просто потому что он является членом общества. Государство создаёт комфортные условия для его жизни, а он сам решает, заводить ему детей или нет. Разумеется, при наличии уверенности и комфортной среды люди естественным образом обеспечивают уровень рождаемости, который приближается к уровню естественного воспроизводства населения.

В России же все меры, которые нам могут показаться социальными, на самом деле жестко обусловлены биополитикой: родишь ребенка - получишь денег, не родишь ребенка - денег не получишь. Идея о том, что люди заводят детей тогда, когда им хочется, а не когда их мотивирует государство, как ослика морковкой, российским администраторам недоступна.

Часть мер, связанная с жилищной политикой, обусловлена интересами застройщиков. Надо понимать, что основными лоббистами и бенефициарами распространения ипотеки являются девелоперы. Последнее послание президента содержало много обещаний, смысл которых - усиление девелопмента в стране. Чем больше новых строек кредитного жилья, тем больше льготных условий застройки для строительного бизнеса. Это колоссальные деньги. И одновременно становится больше граждан, которые несут бремя ипотеки и остаются в неоплатном долгу перед девелоперами и банками. Производство такого рода должников - это и есть главный смысл государственной политики жилищного обеспечения. Ведь такие должники всегда чувствуют себя неуверенно и уязвимо, от них нельзя ждать никакого солидарного действия, они будут делать все, что им скажут банки и чиновники.

— Почему мир отходит от концепции и практики welfare state? Европейские страны наелись, деньги заканчиваются, пришло время качнуться маятнику в другую сторону?

— Сворачивание социального государства - это объективное явление. Стирание границ в условиях глобального капитализма делают социальное государство нежизнеспособным. Сворачивание социального государства связано с волнами миграции. И на сегодня нет никакой возможности ни огородить эти волны от доступа к благам социального государства, ни быстро ассимилировать миграционные потоки в европейские и американские общества.

Поэтому сегодня в европейских странах на авансцену начинают выходить правые политики с лозунгами и намерениями ограничить миграционные потоки. А вместе с этим и сократить возможности социального государства, чтобы разного рода иждивенцы не могли ими пользоваться.

— А как же идея безусловного базового дохода, которая набирает популярность в европейских странах? В Финляндии уже даже был проведен эксперимент.

— Безусловный базовый доход - интересная идея. В том числе и тем, что она объединяет людей принципиально разных взглядов. Те эксперименты, которые проводились в некоторых странах, внушают довольно серьёзный оптимизм: выясняется, что опасения, будто люди получат деньги и лягут без дела на диване, ни на чем не основаны. Вероятно, в будущем мы увидим ещё больше экспериментов под разными предлогами. Либертарианцы хотят базовый доход по своим причинам: они считают, что это позволит резко сократить государственный аппарат (так называемая концепция отрицательного налога). У либералов свои резоны: для них это мера, страхующая от последствий массовой автоматизации труда и последующей безработицы. У левых - тоже свои аргументы: им важно сократить таким образом неравенство и смягчить издержки от неуправляемого рынка труда для прекариата - нового класса людей, которые не могут быть уверены в своем будущем.

— Как вы объясните предложения ряда депутатов Госдумы и премьер-министра Дмитрия Медведева пойти на четырехдневную неделю? Это не мера социального государства? Можно ли к этим заявлениям относиться серьёзно? К слову сказать, эта идея идет из Франции, там рабочую неделю сократили до 35 часов.

— Разница между Россией и Францией заключается в том, что во Франции есть профсоюзы, а в России их нет. Идея четырехдневной недели построена на понимании, что на современном уровне технологического развития люди могли бы иметь гораздо больше времени для самореализации, а не только для принудительного труда. Но проблема в том, что объективно рабочие места порождаются вовсе не какой-то производственной необходимостью, а отношениями власти: масса людей делают то, что им не нравится, и сами не верят в то, что их работа в действительности нужна обществу. И мы видим, что люди работают все больше, больше и больше, хотя, казалось бы, рабочее время должно сокращаться по мере роботизации. Но если у нас появятся профсоюзы, то вот здесь я бы мог поверить, что возможности самореализации граждан вне работы будут расширены.

— Поговорим о политических протестах. Если отвлечься от официального мотива протестов - выборов в Мосгордуму, то какова их социальная подоплека? Некоторые аналитики склонны видеть в этом результат имущественного расслоения общества, отсутствие перспектив у молодого поколения, не связанного родственными и дружескими связями с правящей группой. Тем не менее, мы всё равно не видим на акциях протеста ярко выраженных лозунгов, требующих социальной справедливости.

— Главный политический смысл большого движения, которое возникло в Москве вокруг выборов в городскую думу, сводится к простому лозунгу: «Верните Москву москвичам». Большое количество москвичей не чувствуют себя хозяевами в своем городе. Они чувствуют себя лишними людьми в тех декорациях, которые за последние годы построила для себя московская мэрия. Иногда «лишние люди» могут поблуждать в этих декорациях, что-то приобрести, но не более того. Москва им уже не принадлежит. Если горожанин и получает какой-то профит от происходящего, то это происходит по случайности.

Хорошо, когда у тебя под окнами выложили плитку? Хорошо. Но завтра её снимут и будут класть новую - этот процесс становится бесконечным. И многие понимают, что по большому счёту, с точки зрения благоустройства, все эти перекладки плитки не нужны. Просто таким образом московское правительство осваивает средства под благовидным предлогом. Это раздражение накопилось и вылилось в протест, связанный с выборами. То есть мало того, что много лет идёт бессмысленная работа, так ещё и решили не спрашивать мнение москвичей, отказав в регистрации тем, кто мог бы это мнение озвучивать и защищать в городской думе.

Все это происходит на фоне гигантского имущественного расслоения в столице и гигантского перекоса бюджета в сторону девелопмента: застройки, рытья, бетонирования. А социальные статьи в московском бюджете занимают куда меньшую часть. То есть получается такая картина: внешне всё очень красиво, но внутри общества растет злость и агрессия.

Не сказать, что все москвичи - это нищие люди, но многие из них постепенно превращаются в прекариат. Посмотрим на тех молодых людей, которые попали за решетку по выдуманному делу о «массовых беспорядках». Кто это такие? Это те, кто живёт во всех этих собянинских декорациях и не видят для себя никакого будущего. Да, их можно встретить в красивых кафе - но там они зачастую тратят последнюю сотню, потому что для них это единственное пространство для социализации. У них нет никакого понимания, что будет завтра и как им жить в этом завтра. Скорее всего, они будут обречены заниматься тем же, чем они занимаются сейчас, то есть подработка там, подработка здесь, но никакой стабильности. Это чувство постоянной незащищенности естественно их угнетает. Эти латентные социальные факторы постепенно переходят в политическое недовольство. Но ясного языка, чтобы артикулировать эти проблемы и превратить их в лозунги, пока не выработано.

Причём с другой стороны полицейских ограждений находятся точно такие же люди, несмотря на то что одеты в форму и шлемы. Полицейские и росгвардейцы надеются, что вот у них-то точно есть какой-то предсказуемый жизненный путь: им обещана понятная карьера и ранний выход на пенсию. Но на самом деле они бьют людей, которые имеют примерно такой же уровень дохода и сходные жизненные шансы. Поэтому я бы выкинул на помойку пропагандистский штамп, что на протесты выходит «средний класс». Это просто люди, которые потеряли контроль над собственной жизнью и всеми силами пытаются его вернуть.

— Известно, что в России от 20 до 35 миллионов за чертой бедности, последние пять лет падают доходы и среднего класса. Но интересно понять, почему, находясь в своем положении, они ни в какой мере не являются субъектами политической жизни, не выдвигают никаких политических требований, никуда не выходят? Где корень такого состояния сознания?

— Корень этого в том, что в последние 20 лет в России последовательно проводится деполитизация. Это отчуждение людей от политики и разрушение любых форм коллективного действия. В России государство не устраивает тоталитарную цензуру, не внушает, кому и что думать и делать, как это было в Советском Союзе. Но как только ты проявляешь какую-то солидарность и способность к коллективной самоорганизации, то режим сразу начинает тобой интересоваться и препятствовать этому. Поэтому большинство населения находится в состоянии деполитизации и атомизации. Правда, сегодня в некоторых местах происходят провалы такой политики: Екатеринбург, Шиес, Москва… Возможно в скором времени еще где-то возникнут крупные протесты.

— Бедность и нищета - это явление в основном региональное. Если ты родился и живёшь в Москве и Санкт-Петербурге, то более-менее ты сможешь создать для себя приемлемый образ жизни. Это скорее не социальная проблема, а историко-политическая, так сложилось, федеральная власть сидит в Москве и вряд ли заинтересована менять ситуацию. На ваш взгляд, что московская оппозиция в случае вхождения во власть сможет сделать для разрешения этой закоренелой ситуации? Или разделение на богатый центр и бедную периферию - это судьба России? Как и мировое разделение на богатый Север и бедный Юг? Кстати, может, поэтому в регионах не особо интересуются московскими протестами, кроме группы местных оппозиционеров.

— Россия на протяжении своей истории постоянно колеблется между централизацией и децентрализацией. При действующем режиме маятник настолько далеко ушел в сторону централизации, что в ближайшее время мы получим реакцию. Сегодня мы имеем дело с предельно централистской властью, с людьми, которые в принципе никому ничего не готовы делегировать и не верят в то, что люди могут управлять сами собой. Поэтому последние политические процессы вскрывают и потребность в реальной федерализации. России сегодня срочно нужна реформа, которая отменит централизацию бюджетов, которую провел Алексей Кудрин в начале 2000-х годов, из-за чего регионы потеряли всякую политическую силу. Теперь их представители вынуждены ползать на коленях в Москве, чтобы получить хоть что-то из своих денег обратно от федерального центра. А многие из них вообще потеряли какую-либо мотивацию, чтобы быть донором. В сложившихся условиях проще быть реципиентом.

Сегодня России нужно развитие самоуправления. Наблюдаемый нами протест в Москве - это ответ на политику сдерживания развития местного самоуправления: основная часть незарегистрированных кандидатов - это районные активисты, которых знают у себя в округах и которые дозрели до городского парламента. Москва сегодня полностью готова к тому, чтобы в её представительных органах были избранные люди, а не те манекены, которых туда протолкнула администрация.

Одна из самых опасных линий сегодняшнего правительства - это стравливание столиц и регионов. Как показывают события последнего года, если ярославцам или екатеринбуржцам иногда удается заставить центральную власть с собой считаться, то москвичи и питерцы полностью бесправны в своих городах. Ведь гигантское неравенство между Москвой и регионами повторяется и внутри Москвы - на московских улицах небольшая элита, владеющая всей страной, смотрит на простонародье из-за тонированных окон. России нужны инфраструктурные реформы, которые позволили бы не добираться из одного сибирского города в другой через Москву, открыли потенциал регионов и разгрузили столичные города. Вместо этого москвичей натравливают на «остальную Россию», а всю страну - на москвичей.

«ЕСЛИ КТО-ТО В ТЕЛЕВИЗОРЕ ПРОИЗНОСИТ „РЕВОЛЮЦИЯ“, БУДЬТЕ УВЕРЕНЫ: ОН ЧТО-ТО КРАДЕТ ИЛИ КОГО-ТО МУЧАЕТ»

— Традиционно как со стороны условных либералов, так и со стороны охранителей-патриотов можно услышать, что не власть такая, а народ такой: ему самому не нужна демократия, поэтому она у нас и фиктивная. Дескать, не созрел ещё народ. Недавно в таком же духе высказался экономист Андрей Мовчан, комментируя протестные акции в Москве. Вынужден процитировать: «Не стоит требовать от общества, перепрыгнувшего сто лет назад из болота сословного государства, управлявшегося разросшейся семьей Гольштейн-Готторпов через неимоверное насилие в тоталитарное государство, которое в мирное время уничтожало своих граждан миллионами и в войнах несло десятки миллионов потерь, чтобы на руинах сгнившего заживо тоталитаризма оно вдруг начало сознательно строить что-то невиданное, типа демократии». Согласны ли с таким посылом?

— Где-то 30 лет тому назад была такая дисциплина как транзитология, которая исходила из того, что у всех стран есть единый путь развития и всем через него нужно пройти, а Россия на этом пути застряла. Но все прогнозы, которые давали транзитологи, никак не подтвердились. Никто всерьез в социальных науках больше не использует в таком виде примитивную теорию модернизации. Нет никакого смысла говорить о том, что кто-то созрел или не созрел до демократии. Россия - часть глобального мира, и здесь можно видеть общемировые проблемы с российской спецификой. Никакого созревания ждать не стоит.

Если посмотреть на ситуацию с психологической точки зрения, то такое объяснение ситуации - это результат насаждаемой идеологии, которая оправдывает бездействие и деполитизацию. Для многих она психологически комфортна. Можно сказать: я человек весьма прогрессивный, но вот со страной не повезло, к сожалению, она такая отсталая, поэтому я ничего не могу сделать, буду заниматься своими делами. Это позволяет столкнуть людей друг с другом. Приятно ведь себя считать очень умным, а других - ретроградами. И она, конечно, выгодна некоторым субэлитным классам, которые косвенно являются бенефициарами текущего режима. Они напрямую не имеют доступа к власти, но находятся в неплохом экономическом положении. Им свойственно говорить о «страшном и жутком народе», который надо держать в узде авторитаризма, а то иначе он может на них напасть и как-то навредить.

— Сейчас много разговоров о революции. Насколько вероятен революционный сценарий в России?

— Революция - это слово, которое сегодня в России ничего не означает. Сегодня в одну кучу смешиваются: государственные перевороты, после которых ничего не меняется; низовые волнения с элементами насилия; и собственно исходный смысл слова «революция» - принципиальная смена общественного строя. Сегодня это слово является ключевым термином российской контрреволюционной идеологии, который используется, чтобы запугать людей. Поэтому я не вижу смысла обсуждать возможность революции в России. Просто надо зафиксировать: революция - это ключевое слово в российской идеологии, оно необходимо пропаганде, чтобы парализовать любую общественную активность. Если кто-то в телевизоре устрашающе произносит «революция», будьте уверены: он что-то крадёт или кого-то мучает.

— Хорошо, назовем это не революцией, а качественной сменой политического режима. Сможет ли поменяться политический режим под давлением низовых волнений?

— Я вижу, что сегодня происходит усиление масс и ситуативное преодоление раздробленности. Я вижу, что в разных городах появляются демократические движения, которые на время становятся реальными субъектами политики и способны на успешные кампании. И, конечно, демократические движения направлены против текущего политического режима. С этой точки зрения я вижу запрос на демократизацию и смену политической ситуации в стране.

— Некоторые аналитики и публицисты склонны называть политический режим в России тоталитарным, что очень сомнительно хотя бы потому, что границы открыты и любой в любое время может мигрировать куда угодно. Но миграция - это палка о двух концах. Уезжают самые активные, умные и энергичные. А эта группа людей и могла бы стать социальной базой для позитивных социально-политических перемен. Но как замечает экономист Владислав Иноземцев, революция невозможна, потому что идёт миграция молодежи. Вы как оцениваете фактор миграции в связи с социально-политическими переменами в будущем?

— Это какое-то странное объяснение. Будто бы есть два бассейна, и если открываешь воду в одном из них, то она сливается в другой. Современная миграция так не устроена. В России мы имеем дело с большим слоем людей, которые пересекают границу в обоих направлениях. Может быть, уезжают на долгий срок. Но они не обязательно мигрируют. Например, люди едут учиться за рубеж. Они мигрируют или нет? Эмоционально, финансово и политически они инвестированы в Россию. При этом они приобретают новые привычки и вообще чувствуют себя гражданами мира. Сегодня именно этот слой людей наиболее проблематичен для государственной пропаганды. Поэтому термин «миграция» не имеет того смысла, который он имел еще 30 лет тому назад.

Сегодня мигранты - это не те, кто машут навсегда белым платочком и обосновываются в другом месте. Такая миграция как раз стала нетипичной. Люди, которые мигрируют, могут составлять важную часть движения демократизации. Они могут предъявлять существенный спрос на социально-политические перемены, потому что они инвестировали в Россию и хотят здесь жить, но не при таком режиме…».

Обзор Николая Зенкова
«Компромат-Урал»